Анонсы
  • Евсеев Игорь. Рождение ангела >>>
  • Олди Генри Лайон. Я б в Стругацкие пошел – пусть меня научат… >>>
  • Ужасное происшествие. Алексей Ерошин >>>
  • Дрессированный бутерброд. Елена Филиппова >>>
  • Было небо голубое. Галина Дядина >>>


Новости
Новые поступления в библиотеку >>>
О конкурсе фантастического рассказа. >>>
Новые фантастические рассказы >>>
читать все новости


Стихи для детей


Случайный выбор
  • Гургуц Никита. Мудант  >>>
  • Снеговичка. Наталья Капустюк  >>>
  • Редьярд Киплинг. Как кит...  >>>

 
Рекомендуем:

Анонсы
  • Гургуц Никита. Нога >>>
  • Гургуц Никита. Нога >>>





Новости
Новые поступления в раздел "Фантастика" >>>
Новые поступления в библиотеку >>>
С днём рождения, София Кульбицкая! >>>
читать все новости


Каттнер, Генри, Кэтрин Л. Мур. Механическое эго (Ч.3)

Автор оригинала:
Генри Каттнер, Кэтрин Л. Мур. Перевод: Ирина Гурова

Вернуться ко второй части

 

– Где Толливер? – оглушительный рев Сен‑Сира заставил Мартина поморщиться. Режиссер был недоволен, что брюки ему впору отыскались только в костюмерной. Он счел это личным оскорблением. – Куда вы дели Толливера? – вопил он.

– Пожалуйста, говорите громче, – небрежно кинул Мартин. – Вас трудно расслышать.

– Диди! – загремел Сен‑Сир, бешено поворачиваясь к прелестной звезде, которая по‑прежнему восхищенно созерцала Диди на экране над своей головой. – Где Толливер?

Мартин вздрогнул. Он совсем забыл про Диди.

– Вы не знаете, верно, Диди? – быстро подсказал он.

– Заткнитесь! – распорядился Сен‑Сир. – А ты отвечай мне, ах, ты… – И он прибавил выразительное многосложное слово на миксо‑лидийском языке, которое возымело желанное действие.

Диди наморщила безупречный лобик.

– Толливер, кажется, ушел. У меня все это путается с фильмом. Он пошел домой, чтобы встретиться с Ником Мартином, разве нет?

– Но Мартин здесь! – взревел Сен‑Сир. – Думай же, думай.

– А в эпизоде был документ, аннулирующий контракт? – рассеянно спросила Диди.

– Документ, аннулирующий контракт? – прорычал Сен‑Сир. – Это еще что? Никогда я этого не допущу, никогда, никогда, никогда! Диди, отвечай мне: куда пошел Уотт?

– Он куда‑то поехал с этой агентшей, – ответила Диди. – Или это тоже было в эпизоде?

– Но куда, куда, куда?

– В Атлантиду, – с легким торжеством объявила Диди.

– Нет! – закричал Сен‑Сир. – Это фильм! Из Атлантиды была родом русалка, а не Уотт.

– Толливер не говорил, что он родом из Атлантиды, – невозмутимо прожурчала Диди. – Он сказал, что он едет в Атлантиду. А потом он вечером встретится у себя дома с Ником Мартином и аннулирует его контракт.

– Когда? – в ярости крикнул Сен‑Сир. – Подумай, Диди! В котором часу он…

– Диди, – сказал Мартин с вкрадчивой настойчивостью. – Вы ведь ничего не помните, верно?

Но Диди была настолько дефективна, что не поддалась воздействию даже матрицы Дизраэли. Она только безмятежно улыбнулась Мартину.

– Прочь с дороги, писака! – взревел Сен‑Сир, надвигаясь на Мартина. – Твой контракт не будет аннулирован! Или ты думаешь, что можешь зря расходовать время Сен‑Сира? Это тебе даром не пройдет. Я разделаюсь с тобой, как разделался с Эдом Кассиди.

Мартин выпрямился и улыбнулся Сен‑Сиру леденящей – надменной улыбкой. Его пальцы играли воображаемым моноклем. Изящные периоды рвались с его языка. Оставалось только загипнотизировать Сен‑Сира, как он загипнотизировал Уотта. Он набрал в легкие побольше воздуха, собираясь распахнуть шлюзы своего красноречия.

И Сен– Сир, варвар, на которого лощеная элегантность не производила ни малейшего впечатления, ударил Мартина в челюсть.

Ничего подобного, разумеется, в английском парламенте произойти не могло.

 

Когда в этот вечер робот вошел в кабинет Мартина, он уверенным шагом направился прямо к письменному столу, вывинтил лампочку, нажал на кнопку выключателя и сунул палец в патрон. Раздался треск, посыпались искры. ЭНИАК выдернул палец из патрона и яростно потряс металлической головой.

– Как мне это было нужно! – сказал он со вздохом. – Я весь день мотался по временной шкале Кальдекуза. Палеолит, неолит, техническая эра… Я даже не знаю, который теперь час. Ну, как протекает ваше приспособление к среде?

Мартин задумчиво потер подбородок.

– Скверно, – вздохнул он. – Скажите, когда Дизраэли был премьер‑министром, ему приходилось иметь дело с такой страной – Миксо‑Лидией?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил робот. – А что?

– А то, что моя среда размахнулась и дала мне в челюсть, – лаконично объяснил Мартин.

– Значит, вы ее спровоцировали, – возразил ЭНИАК. – Кризис, сильный стресс всегда пробуждают в человеке доминантную черту его характера, а Дизраэли в первую очередь был храбр. В минуты кризиса его храбрость переходила в наглость, но он был достаточно умен и организовывал свою среду так, чтобы его наглость встречала отпор на том же семантическом уровне. Миксо‑Лидия? Помнится, несколько миллионов лет назад она была населена гигантскими обезьянами с белой шерстью. Ах, нет, вспомнил! Это государство с застоявшейся феодальной системой, не так ли?

Мартин кивнул.

– Так же как и эта киностудия, – сказал робот. – Беда в том, что вы встретились с человеком, чье приспособление к среде совершеннее вашего. В этом все дело. Ваша киностудия только‑только выходит из средневековья, и поэтому тут легко создается среда, максимально благоприятная для средневекового типа характера. Именно этот тип характера определял мрачные стороны средневековья. Вам же следует сменить эту среду на неотехнологическую, наиболее благоприятную для матрицы Дизраэли. В вашу эпоху феодализм сохраняется только в немногих окостеневших социальных ячейках, вроде этой студии, а поэтому вам будет лучше уйти куда‑нибудь еще. Помериться силами с феодальным типом может только феодальный тип.

– Но я не могу уйти куда‑нибудь еще! – пожаловался Мартин. – То есть пока мой контракт не будет расторгнут. Его должны были аннулировать сегодня вечером, но Сен‑Сир пронюхал, в чем дело, и ни перед чем не остановится, чтобы сохранить контракт, – если потребуется, он наставит мне еще один синяк. Меня ждет Уотт, но Сен‑Сир уже поехал туда…

– Избавьте меня от ненужных подробностей, – сказал робот с досадой. – А если этот Сен‑Сир, – средневековый тип, то, разумеется, он спасует только перед ему подобной, но более сильной личностью.

– А как поступил бы в этом случае Дизраэли? – спросил Мартин.

– Начнем с того, что Дизраэли никогда не оказался бы в подобном положении, – холодно ответил робот. – Экологизер может обеспечить вам идеальный экологический коэффициент только вашего собственного типа, иначе максимальное приспособление не будет достигнуто. В России времен Ивана Дизраэли оказался бы неудачником.

– Может быть, вы объясните это подробнее? – задумчиво попросил Мартин.

– О, разумеется! – ответил робот и затараторил: При принятии схемы хромосом прототипа все зависит от порогово‑временных реакций конусов памяти мозга. Сила активации нейронов обратно пропорциональна количественному фактору памяти. Только реальный опыт мог бы дать вам воспоминания Дизраэли, однако ваши реактивные пороги были изменены так, что восприятие и эмоциональные индексы приблизились к величинам, найденным для Дизраэли.

– А! – сказал Мартин. – Ну, а как бы вы, например, взяли верх над средневековым паровым катком?

– Подключив мой портативный мозг к паровому катку значительно больших размеров, – исчерпывающе ответил ЭНИАК.

Мартин погрузился в задумчивость. Его рука поднялась, поправляя невидимый монокль, а в глазах у него засветилось плодовитое воображение.

– Вы упомянули Россию времен Ивана. Какой же это Иван? Случайно не…

– Иван Четвертый. И он был превосходно приспособлен к своей среде. Однако это к делу не относится. Несомненно, для нашего эксперимента вы бесполезны. Однако мы стараемся определить средние статистические величины, и, если вы наденете экологизер себе на…

– Это Иван Грозный, так ведь? – перебил Мартин. – Послушайте, а не могли бы вы наложить на мой мозг матрицу характера Ивана Грозного?

– Вам это ничего не даст, – ответил робот. – Кроме того, у нашего эксперимента совсем другая цель. А теперь…

– Минуточку! Дизраэли не мог бы справиться со средневековым типом, вроде Сен‑Сира, на своем семантическом уровне. Но если бы у меня были реактивные пороги Ивана Грозного, то я наверняка одержал бы верх. Сен‑Сир, конечно, тяжелее меня, но он все‑таки хоть на поверхности, а цивилизован… Погодите‑ка! Он же на этом играет. До сих пор он имел дело лишь с людьми настолько цивилизованными, что они не могли пользоваться его методами. А если отплатить ему его собственной монетой, он не устоит. И лучше Ивана для этого никого не найти.

– Но вы не понимаете…

– Разве вся Россия не трепетала при одном имени Ивана?

– Да, Ро…

– Ну и прекрасно! – с торжеством перебил Мартин. – Вы наложите на мой мозг матрицу Ивана Грозного, и я разделаюсь с Сен‑Сиром так, как это сделал бы Иван. Дизраэли был просто чересчур цивилизован. Хоть рост и вес имеют значение, но характер куда важнее. Внешне я совсем не похож на Дизраэли, однако люди реагировали на меня так, словно я – сам Джордж Арлисс. Цивилизованный силач всегда побьет цивилизованного человека слабее себя. Однако Сен‑Сир еще ни разу не сталкивался с по‑настоящему нецивилизованным человеком – таким, какой готов голыми руками вырвать сердце врага! – Мартин энергично кивнул. – Сен‑Сира можно подавить на время – в этом я убедился. Но, чтобы подавить его навсегда, потребуется кто‑нибудь вроде Ивана.

– Если вы думаете, что я собираюсь наложить на вас матрицу Ивана, то вы ошибаетесь, – объявил робот.

– И убедить вас никак нельзя?

– Я, – сказал ЭНИАК, – семантически сбалансированный робот. Конечно, вы меня не убедите.

«Я– то, может быть, и нет, ‑подумал Мартин, – но вот Дизраэли… Гм‑м! Мужчина – это машина…» Дизраэли был просто создан для улещивания роботов. Даже люди были для него машинами. А что такое ЭНИАК?"

– Давайте обсудим это, – начал Мартин, рассеянно пододвигая лампу поближе к роботу.

И разверзлись золотые уста, некогда сотрясавшие империи.

– Вам это не понравится, – отупело сказал робот некоторое время спустя. – Иван не годится для… Ах, вы меня совсем запутали! Вам нужно приложить глаз к… – Он начал вытаскивать из сумки шлем и четверть мили красной ленты.

– Подвяжем‑ка серые клеточки моего досточтимого мозга! – сказал Мартин, опьянев от собственной риторики. – Надевайте его мне на голову. Вот так. И не забудьте – Иван Грозный. Я покажу Сен‑Сиру Миксо‑Лидию!

– Коэффициент зависит столько же от среды, сколько и от наследственности, – бормотал робот, нахлобучивая шлем на Мартина. – Хотя, естественно, Иван не имел бы царской среды без своей конкретной наследственности, полученной через Елену Глинскую… Ну, вот!

Он снял шлем с головы Мартина.

– Но ничего не происходит, – сказал Мартин. – Я не чувствую никакой разницы.

– На это потребуется несколько минут. Ведь теперь это совсем иная схема характера, чем ваша. Радуйтесь жизни, пока можете. Вы скоро познакомитесь с Иван‑эффектом. – Он вскинул сумку на плечо и нерешительно пошел к двери.

– Стойте, – тревожно окликнул его Мартин. – А вы уверены…

– Помолчите. Я что‑то забыл. Какую‑то формальность, до того вы меня запутали. Ну, ничего, вспомню после – или раньше, в зависимости от того, где буду находиться. Увидимся через двенадцать часов… если увидимся!

Робот ушел. Мартин для проверки потряс головой. Затем встал и направился за роботом к двери. Но ЭНИАК исчез бесследно – только в середине коридора опадал маленький смерч пыли.

 

В ГОЛОВЕ МАРТИНА ЧТО‑ТО ПРОИСХОДИЛО.

 

Позади зазвонил телефон. Мартин ахнул от ужаса. С неожиданной, невероятной, жуткой, абсолютной уверенностью он понял, кто звонит.

– УБИЙЦЫ!!!

– Да, мистер Мартин, – раздался в трубке голос дворецкого Толливера Уотта. – Мисс Эшби здесь. Сейчас она совещается с мистером Уоттом и мистером Сен‑Сиром, но я передам ей ваше поручение. Вы задержались, и она должна заехать за вами… куда?

– В чулан на втором этаже сценарного корпуса – дрожащим голосом ответил Мартин. – Рядом с другими чуланами нет телефонов с достаточно длинным шнуром, и я не мог бы взять с собой аппарата. Но я вовсе не убежден, что и здесь мне не грозит опасность. Мне что‑то не нравится выражение метлы слева от меня.

– Сэр?…

– А вы уверены, что вы действительно дворецкий Толливера Уотта? – нервно спросил Мартин.

– Совершенно уверен, мистер… э… мистер Мартин.

– Да, я мистер Мартин! – вскричал Мартин вызывающим, полным ужаса голосом. – По всем законам божеским и человеческим я – мистер Мартин! И мистером Мартином я останусь, как бы ни пытались мятежные собаки низложить меня с места, которое принадлежит мне по праву.

– Да, сэр. Вы сказали – в чулане, сэр?

– Да, в чулане. И немедленно. Но поклянитесь не говорить об этом никому, кроме мисс Эшби, как бы вам ни угрожали. Я буду вам защитой.

– Да, сэр. Больше ничего?

– Больше ничего. Скажите мисс Эшби, чтобы она поторопилась. А теперь повесьте трубку. Нас могли подслушивать. У меня есть враги.

В трубке щелкнуло. Мартин положил ее на рычаг и опасливо оглядел чулан. Он внушал себе, что его страхи нелепы. Ведь ему нечего бояться, верно? Правда, тесные стены чулана грозно смыкались вокруг него, а потолок спускался все ниже… В панике Мартин выскочил из чулана, перевел дух и расправил плечи.

– Ч‑ч‑чего бояться? – спросил он себя. – Никто и не боится!

Насвистывая, он пошел через холл к лестнице, но на полпути агорафобия[1] взяла верх, и он уже не мог совладать с собой. Он нырнул к себе в кабинет и тихо потел от страха во мраке, пока не собрался с духом, чтобы зажечь лампу.

Его взгляд привлекла «Британская энциклопедия» в стеклянном шкафу. С бесшумной поспешностью Мартин снял том «Иберия – Лорд» и начал его листать. Что‑то явно было очень и очень не так. Правда, робот предупреждал, что Мартину не понравится быть Иваном Грозным. Но может быть, это была вовсе не матрица Ивана? Может быть, робот по ошибке наложил на него чью‑то другую матрицу – матрицу отъявленного труса? Мартин судорожно листал шуршащие страницы. Иван… Иван… А, вот оно!

Сын Елены Глинской… Женат на Анастасии Захарьиной‑Кошкиной… В частной жизни творил неслыханные гнусности… Удивительная память, колоссальная энергия… Припадки дикой ярости… Большие природные способности, политическое провидение, предвосхитил идеи Петра Великого…

Мартин покачал головой.

Но тут он прочел следующую строку, и у него перехватило дыхание.

Иван жил в атмосфере вечных подозрений и в каждом своем приближенном видел возможного изменника.

– Совсем как я, – пробормотал Мартин. – Но… Но Иван ведь не был трусом… Я не понимаю.

Коэффициент, сказал робот, зависит от среды, так же как и от наследственности. Хотя, естественно, Иван не имел бы царской среды без своей конкретной наследственности.

Мартин со свистом втянул воздух.

Среда вносит существенную поправку. Возможно, Иван Четвертый был по натуре трусом, но благодаря наследственности и среде эта черта не получила явного развития.

Иван был царем всея Руси.

Дайте трусу ружье, и, хотя он не перестанет быть трусом, эта черта будет проявляться совсем по‑другому. Он может повести себя как вспыльчивый и воинственный тиран. Вот почему Иван экологически преуспевал – в своей особой среде. Он не подвергался стрессу, который выдвинул бы на первый план доминантную черту его характера. Подобно Дизраэли, он умел контролировать свою среду и устранять причины, которые вызвали бы стресс.

Мартин позеленел.

Затем он вспомнил про Эрику. Удастся ли ей как‑нибудь отвлечь Сен‑Сира, пока сам он будет добиваться от Уотта расторжения контракта? Если он сумеет избежать кризиса, то сможет держать свои нервы в узде, но… ведь повсюду убийцы!

Эрика уже едет в студию… Мартин судорожно сглотнул.

Он встретит ее за воротами студии. Чулан был ненадежным убежищем. Его могли поймать там, как крысу…

– Ерунда, – сказал себе Мартин с трепетной твердостью. – Это не я, и все тут. Надо взять себя в‑в‑в руки – и т‑т‑только. Давай‑давай, взбодрись. Toujuors l'audace[2].

Однако он вышел из кабинета и спустился по лестнице с величайшей осторожностью. Как знать… Если кругом одни враги…

Трясясь от страха, матрица Ивана Грозного прокралась к воротам студии.

Такси быстро ехало в Бел‑Эйр.

– Но зачем ты залез на дерево? – спросила Эрика.

Мартин затрясся.

– Оборотень, – объяснил он, стуча зубами. – Вампир, ведьма и… Говорю тебе, я их видел. Я стоял у ворот студии, а они как кинутся на меня всей толпой!

– Но они просто возвращались в павильон после обеда, – сказала Эрика. – Ты же знаешь, что «Вершина» по вечерам снимает «Аббат и Костелло знакомы со всеми». Карпов и мухи не обидит.

– Я говорил себе это, – угрюмо пожаловался Мартин. – Но страх и угрызения совести совсем меня измучили. Видишь ли, я – гнусное чудовище, но это не моя вина. Все – среда. Я рос в самой тягостной и жестокой обстановке… А‑а! Погляди сама!

Он указал на полицейского на перекрестке.

– Полиция! Предатель даже среди дворцовой гвардии!

– Дамочка, этот тип – псих? – спросил шофер.

– Безумен я или нормален, я – Никлас Мартин! – объявил Мартин, внезапно меняя тон.

Он попытался властно выпрямиться, стукнулся головой о крышу, взвизгнул: "Убийцы! " – и съежился в уголке, тяжело дыша.

Эрика тревожно посмотрела на него.

– Ник, сколько ты выпил? – спросила она. – Что с тобой?

Мартин откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Дай я немного приду в себя, Эрика, – умоляюще сказал он. – Все будет в порядке, как только я оправлюсь от стресса. Ведь Иван…

– Но взять аннулированный контракт из рук Уотта ты сумеешь? – спросила Эрика. – На это‑то тебя хватит?

– Хватит, – ответил Мартин бодрым, но дрожащим голосом.

Потом он передумал.

– При условии, если буду держать тебя за руку, – добавил он, не желая рисковать.

Это так возмутило Эрику, что на протяжении двух миль в такси царило молчание. Эрика над чем‑то размышляла.

– Ты действительно очень переменился с сегодняшнего утра, – заметила она наконец. – Грозишь объясниться мне в любви, подумать только! Как будто я позволю что‑нибудь подобное! Вот попробуй!

Наступило молчание. Эрика покосилась на Мартина.

– Я сказала – вот попробуй! – повторила она.

– Ах, так? – спросил Мартин с трепещущей храбростью. Он помолчал. Как ни странно, его язык, прежде отказывавшийся в присутствии Эрики произнести хотя бы слово на определенную тему, вдруг обрел свободу. Мартин не стал тратить времени и рассуждать почему. Не дожидаясь наступления следующего кризиса, он немедленно излил Эрике все свои чувства.

– Но почему ты никогда прежде этого не говорил? – спросила она, заметно смягчившись.

– Сам не понимаю, – ответил Мартин. – Так, значит, ты выйдешь за меня?

– Но почему ты…

– Ты выйдешь за меня?

– Да, – сказала Эрика, и наступило молчание.

Мартин облизнул пересохшие губы, так как заметил, что их головы совсем сблизились. Он уже собирался завершить объяснение традиционным финалом, как вдруг его поразила внезапная мысль. Вздрогнув, он отодвинулся.

Эрика открыла глаза.

– Э… – сказал Мартин. – Гм… Я только что вспомнил. В Чикаго сильная эпидемия гриппа. А эпидемии, как тебе известно, распространяются с быстротой лесного пожара. И грипп мог уже добраться до Голливуда, особенно при нынешних западных ветрах.

– Черт меня побори, если я допущу, чтобы моя помолвка обошлась без поцелуя! – объявила Эрика с некоторым раздражением. – А ну, поцелуй, меня!

– Но я могу заразить тебя бубонной чумой, – нервно ответил Мартин. – Поцелуи передают инфекцию. Это научный факт!

– Ник!

– Ну… не знаю… А когда у тебя в последний раз был насморк?

Эрика отодвинулась от него как могла дальше.

– Ах! – вздохнул Мартин после долгого молчания. – Эрика, ты…

– Не заговаривай со мной, тряпка! – сказала Эрика. – Чудовище! Негодяй!

– Я не виноват! – в отчаянии вскричал Мартин. – Я буду трусом двенадцать часов. Но я тут ни при чем. Завтра после восьми утра я хоть в львиную клетку войду, если ты захочешь. Сегодня же у меня нервы, как у Ивана Грозного! Дай я хотя бы объясню тебе, в чем дело.

Эрика ничего не ответила, и Мартин принялся торопливо рассказывать свою длинную, малоправдоподобную историю.

– Не верю, – отрезала Эрика, когда он кончил, и покачала головой. – Но я пока еще остаюсь твоим агентом и отвечаю за твою писательскую судьбу. Теперь нам надо добиться одного – заставить Толливера Уотта расторгнуть контракт. И только об этом мы и будем сейчас думать. Ты понял?

– Но Сен‑Сир…

– Говорить буду я. Тебе не потребуется сказать ни слова. Если Сен‑Сир начнет тебя запугивать, я с ним разделаюсь. Но ты должен быть там, нето Сен‑Сир придерется к твоему отсутствию, чтобы затянуть дело. Я его знаю.

– Ну, вот, я опять в стрессовом состоянии! – в отчаянии крикнул Мартин. – Я не выдержу! Я же не русский царь!

– Дамочка, – сказал шофер, оглядываясь. – На вашем месте я бы дал ему от ворот поворот тут же на месте!

– Кому‑нибудь не сносить за это головы! – зловеще пообещал Мартин.

– «По взаимному согласию контракт аннулируется…» Да, да, – сказал Уотт, ставя свою подпись на документе, который лежал перед ним на столе. – Ну, вот и все. Но куда делся Мартин? Ведь он вошел с вами, я сам видел.

– Разве? – несколько невпопад спросила Эрика. Она сама ломала голову над тем, каким образом Мартин умудрился так бесследно исчезнуть. Может быть, он с молниеносной быстротой залез под ковер?

Отогнав эту мысль, она протянула руку за бумагой, которую Уотт начал аккуратно свертывать.

– Погодите, – сказал Сен‑Сир, выпятив нижнюю губу. – А как насчет пункта, дающего нам исключительное право на следующую пьесу Мартина?

Уотт перестал свертывать документ, и режиссер немедленно этим воспользовался.

– Что бы он там ни накропал, я сумею сделать из этого новый фильм для Диди. А, Диди? – Он погрозил сосискообразным пальцем прелестной звезде, которая послушно кивнула.

– Там будут только мужские роли, – поспешно сказала Эрика. – К тому же мы обсуждаем расторжение контракта, а не права на пьесу.

– Он дал бы мне это право, будь он здесь! – проворчал Сен‑Сир, подвергая свою сигару невообразимым пыткам. – Почему, почему все ополчается против истинного художника? – Он взмахнул огромным волосатым кулаком. – Теперь мне придется обламывать нового сценариста. Какая напрасная трата времени! А ведь через две недели Мартин стал бы сен‑сировским сценаристом! Да и теперь еще не поздно…

– Боюсь, что поздно, Рауль, – с сожалением сказал Уотт. – Право же, бить Мартина сегодня в студии вам все‑таки не следовало.

– Но… но он ведь не посмеет подать на меня в суд. В Миксо‑Лидии…

– А, здравствуйте, Ник! – воскликнула Диди с сияющей улыбкой. – Зачем вы прячетесь за занавеской?

Глаза всех обратились к оконным занавескам, за которыми в этот миг с проворством вспугнутого бурундука исчезло белое как мел, искаженное ужасом лицо Никласа Мартина. Эрика торопливо сказала:

– Но это вовсе не Ник. Совсем даже не похож. Вы ошиблись, Диди.

– Разве? – спросила Диди, уже готовая согласиться.

– Ну, конечно, – ответила Эрика и протянула руку к документу. – Дайте его мне, и я…

– Стойте! – по‑бычьи взревел Сен‑Сир.

Втянув голову в могучие плечи, он затопал к окну и отдернул занавеску.

– Ага, – зловещим голосом произнес режиссер. – Мартин!

– Ложь, – пробормотал Мартин, тщетно пытаясь скрыть свой рожденный стрессом ужас. – Я отрекся.

Сен– Сир, отступив на шаг, внимательно вглядывался в Мартина. Сигара у него во рту медленно задралась кверху. Губы режиссера растянула злобная усмешка.

Он потряс пальцем у самых трепещущих ноздрей драматурга.

– А, – сказал он, – к вечеру пошли другие песни, э? Днем ты был пьян! Теперь я все понял. Черпаешь храбрость в бутылке, как тут выражаются?

– Чепуха, – возразил Мартин, вдохновляясь взглядом, который бросила на него Эрика. – Кто это сказал? Все – ваши выдумки! О чем, собственно, речь?

– Что вы делали за занавеской? – спросил Уотт.

– Я вообще не был за занавеской, – доблестно объявил Мартин. – Это вы были за занавеской, вы все. А я был перед занавеской. Разве я виноват, что вы все укрылись за занавеской в библиотеке, точно… точно заговорщики?

Последнее слово было выбрано очень неудачно – в глазах Мартина вновь вспыхнул ужас.

– Да, как заговорщики, – продолжал он нервно. – Вы думали, я ничего не знаю, а? А я все знаю! Вы тут все убийцы и плетете злодейские интриги. Вот, значит, где ваше логово! Всю ночь вы, наемные псы, гнались за мной по пятам, словно за раненым карибу, стараясь…

– Нам пора, – с отчаянием сказала Эрика. – Мы и так еле‑еле успеем поймать последнего кари… то есть последний самолет на восток.

Она протянула руку к документу, но Уотт вдруг спрятал его в карман и повернулся к Мартину.

– Вы дадите нам исключительное право на вашу следующую пьесу? – спросил он.

– Конечно, даст! – загремел Сен‑Сир, опытным взглядом оценив напускную браваду Мартина. – И в суд ты на меня не подашь, не то я тебя вздую как следует. Так мы делали в Миксо‑Лидии. Собственно говоря, Мартин, вы вовсе и не хотите расторгать свой контракт. Это чистое недоразумение. Я сделаю из вас сен‑сировского сценариста, и все будет хорошо. Вот так. Сейчас вы попросите Толливера разорвать эту бумажонку. Верно?

– Конечно, нет! – крикнула Эрика. – Скажи ему это, Ник!

Наступило напряженное молчание. Уотт ждал с настороженным любопытством. И бедняжка Эрика тоже. В ее душе шла мучительная борьба между профессиональным долгом и презрением к жалкой трусости Мартина. Ждала и Диди, широко раскрыв огромные глаза, а на ее прекрасном лице играла веселая улыбка. Однако бой шел, бесспорно, между Мартином и Раулем Сен‑Сиром.



[1] Боязнь открытого пространства.

 

[2] Да здравствует отвага (фр.)

 

Перейти к четвёртой части 

 
К разделу добавить отзыв
Все права защищены, при использовании материалов сайта необходима активная ссылка на источник