Анонсы
  • Евсеев Игорь. Рождение ангела >>>
  • Олди Генри Лайон. Я б в Стругацкие пошел – пусть меня научат… >>>
  • Ужасное происшествие. Алексей Ерошин >>>
  • Дрессированный бутерброд. Елена Филиппова >>>
  • Было небо голубое. Галина Дядина >>>


Новости
Новые поступления в библиотеку >>>
О конкурсе фантастического рассказа. >>>
Новые фантастические рассказы >>>
читать все новости


Стихи для детей


Случайный выбор
  • Кларк, Артур. Звезда  >>>
  • Тулина Светлана. Ррашный HELP  >>>
  • Упорный Юн Су  >>>

 
Рекомендуем:

Анонсы
  • Гургуц Никита. Нога >>>
  • Гургуц Никита. Нога >>>





Новости
Новые поступления в раздел "Фантастика" >>>
Новые поступления в библиотеку >>>
С днём рождения, София Кульбицкая! >>>
читать все новости


Гейман Нил. Блокиратор любопытства

Автор оригинала:
Нил Гейман. Пер. В.Лютов

 

               Во Флориде есть блошиные рынки и похуже. Когда-то давно в этом ангаре стояли самолеты, но потом местный аэропорт закрылся. Затем тут появились сотни торговцев с металлическими столиками, большинство из них сбывали контрафактные товары — очки или часы, сумки или ремни.

Здесь семья африканцев торговала вырезанными из дерева фигурками животных, а позади них крикливая неряшливая Черити Пэррот (ее имя не выходит у меня из головы) предлагала карманные книжки без обложек, старые желтые газетенки и выцветшие клочки бумаги, а рядом с ней, в углу, мексиканка, имени которой я никогда и не знал, продавала постеры к фильмам и кадры на 35-миллиметровой пленке. Иногда, я покупал у Черити Пэррот книги.

Вскоре женщина с постерами ушла и на её место занял невысокий мужчина в темных очках, его серая скатерть развернулась на металлическом столике и покрылась маленькими резными фигурками.

Я подошел поближе, чтобы рассмотреть их — странную коллекцию существ из кости, камня и темного дерева — а после стал рассматривать его самого. Он выглядел так, словно побывал в ужасной аварии, такой, что ему необходим пластический хирург — с лицом было что-то не то, с контурами, со всей формой. И ещё чрезвычайно бледен, а тёмные волосы походили на парик, сделанный, пожалуй что, из собачьей шерсти. Стекла очков настолько темны, что полностью скрывали глаза. На блошином рынке во Флориде он отлично смотрелся — странные люди торговали здесь, и странные люди покупали. Я не стал у него ничего покупать.

...К тому времени как я оказался там в следующий раз, наступила очередь Черити Пэррот подвинуться, а ее место заняла семья индийцев, продающих кальяны и курительные принадлежности, но человечек в темных очках по-прежнему оставался в своем углу блошиного рынка вместе с серой скатертью. На ней прибавилось странных фигурок.

— Не могу понять, что это за животное, — сказал я.

— Ага.

— Вы сами их делаете?

Он покачал головой. Не стоит спрашивать кого-либо на блошином рынке о том, где он берет товар. Не так уж много табуированных тем на блошином рынке, но это одна из них: происхождение товара.

— И много удается продать?

— На хлеб хватает, — ответил он. — На крышу над головой.

Затем он добавил:

— Он стоят больше, чем я за них прошу.

Я взял нечто, слегка напоминающее то, на что мог бы быть похож олень, если бы был плотоядным, и спросил:

— А это что?

Он бросил взгляд на фигурку.

— Похоже на примитивное изображение вавна. Сложно сказать. Это принадлежало моему отцу, — добавил он.

Раздался звонок, объявляющий о том, что блошиный рынок скоро закроется.

— Не желаете перекусить? — спросил я.

Он настороженно смотрел на меня.

— За мой счет, — произнес я. — Просто так. Через дорогу есть заведение Денни. А еще бар.

На мгновение он задумался.

— Денни устроит, — сказал он.

— Я подожду вас там.

 

***

 

Я сидел у Денни. Когда прошло полчаса, я уже ни на что не рассчитывал, и сильно удивился, что почти через час после моего прихода появился он, с коричневой кожаной сумкой, примотанной бечевкой к запястью. Я предположил, что там деньги, поскольку сумка выглядела полупустой и не могла вместить весь его товар.

Быстро справившись с тарелкой блинчиков и кофе, торговец начал рассказывать.

 

***

 

Солнце выглянуло сразу пополудни. Мгновенная вспышка сменилась темнотой, появившейся у края солнечного диска, она ползла через его багровый лик до тех пор, пока солнце не стало похоже на уголек, а в мир не вернулась ночь.

Балтазар из Тарди мчался вниз с холма, бросая сети на деревьях спутанными и недосмотренными. Он не проронил ни слова, берег дыхание, двигаясь так быстро, как только позволяла его комплекция, пока не достиг входной двери своего маленького дома у подножья.

— Эй, болван! — позвал он. — Пора.

Он встал на колени и поджег лампу на рыбьем жиру, плюющемся, чадящем, дающем прерывистое рыжее пламя.

Дверь открылась и на пороге появился Балтазаров сын. Он был чуть выше отца, намного стройнее и не носил бороды. Парня назвали в честь деда, и пока тот был жив, мальчика именовали Фарфалом Младшим, теперь же его открыто называли Фарфалом Невезучим. Если он заводил наседку, она тут же отказывалась нестись, если ему случалось срубить дерево — оно падало наихудшим образом в наименее удобном месте, а если он отыщет в поле клад, то ключ сломается в замке с тихим и печальным звоном, а сундук тут же утонет в песке. Если же он станет интересоваться девушкой, она тут же полюбит другого, рассыплется в пыль или ее заберут деоданты. Так уж получается.

— Солнце прячется, — сказал Балтазар Тарди сыну.

— Ну вот, — произнес Фарфал. — Все кончено.

Без солнца стало прохладно.

— Скоро так и будет, — только и сказал Балтазар. — У нас всего пара минут. Хорошо, что я подготовился к этому дню.

Он поднял лампу на рыбьем жиру над головой и вошел в дом. Фарфал проследовал за отцом в тесную постройку, состоящую из одной большой комнаты и закрытой двери в дальней стене. К этой двери и направлялся Балтазар. Перед ней он поставил лампу, снял с шеи ключ и отпер замок. У Фарфала отвисла челюсть.

— Эти цвета! — только и смог произнести он. Затем добавил: — Я бы предпочел не ходить туда.

— Придурок, — констатировал отец. — Ступай, и смотри под ноги.

И когда Фарфал даже не сдвинулся с места, отец втолкнул его в проем и притворил за собой.

 

***

 

Фарфал замер, щурясь непривычными к свету глазами.

— Как ты догадываешься, — произнес отец, сложив руки на необъятном животе и оглядывая комнату, в которой они очутились, — это место существует не в известном тебе мире. Оно, напротив, пребывает более чем за миллион лет до нашего времени, в эпохе Реморанской империи, знаменитой расцветом музыкальных искусств, кулинарии, а кроме того — красотой и угодливостью рабов.

Фарфал протер глаза, а затем уставился на оконный проем посреди помещения, проем, через который они вошли как через дверь.

— Начинаю догадываться, — сказал он, — где ты пропадал так часто. Похоже, я нередко видел, как ты проходишь в эту дверь, но никогда не придавал этому значения, просто дожидался твоего возвращения.

Балтазар из Тарди — тучный мужчина с длинной белой бородой и стрижеными седыми волосами — принялся стягивать свою одежду из потемневшей дерюги, пока не разделся догола, а после облачился в яркое шелковое одеяние.

— Солнце! — воскликнул Фарфал, выглядывая через маленькое окошко. — Ты только посмотри! Оно красно-рыжее, как разгорающееся пламя! От него идет жар!

Затем он произнес:

— Отец. Отчего мне никогда не приходило в голову спросить тебя, что ты делаешь так долго во второй комнате нашего однокомнатного дома? И почему я вовсе не замечал существования этой комнаты?

Балтазар застегнул последнюю пуговицу на скрывающем его огромный живот шелковом платье, изукрашенном причудливыми чудищами.

— Вероятно, — признал он, — отчасти это связано с Эмпусовым Блокиратором Любопытства.

Он снял с шеи черную коробочку, в которой едва смог бы поместиться жук.

— Это, если правильно им воспользоваться, предохраняет от лишнего внимания. Как ты не мог заинтересоваться моими отлучками, так и людей в этом времени и пространстве не волнует ничего из того, чем я занимаюсь, не нарушая обычаев и традиций Восемнадцатой Раморанской империи, последней из Великих.

— Поразительно, — вымолвил Фарфал.

— Важно не то, что Солнце пропало, не то, что через несколько часов или, в крайнем случае, дней, всякая жизнь на Земле будет уничтожена, а то, что здесь, в этом времени, я — Балтазар Прагматичный, поставщик воздушных судов, торговец редкостями, волшебными предметами и чудесами — и ты, сын мой, останемся.  Для всех, кто станет спрашивать о твоем происхождении, ты будешь, попросту, моим слугой.

— Твоим слугой? — переспросил Фарфал Невезучий. — А почему я не могу быть твоим сыном?

— По разным причинам, — заявил отец, — слишком обыденным и незначительным, чтобы даже обсуждать это сейчас.

Он повесил черную коробочку в углу комнаты на гвоздь. Фарфалу показалось, что он заметил лапку или голову существа, похожего на жука, торчащую из коробочки, но не стал проверять.

— Ну и потому, что у меня достаточно сыновей от наложниц в этом времени, и они будут не очень-то счастливы, если узнают про еще одного сына. Хотя, учитывая, когда ты родился, пройдет не меньше миллиона лет, прежде чем ты сможешь претендовать на наследство.

— А есть что наследовать? — заинтересовался Фарфал, окидывая комнату новым взглядом.

Вся его жизнь прошла в маленьком домике у подножья холма в конце времен, он питался тем, что его отцу удавалось поймать воздушной сетью — обычно морской птицей или летучими ящерицами, хотя изредка попадались и другие: считающие себя ангелами существа, или тщеславные тараканообразные создания в железных коронах, или гигантские медузы цвета бронзы.

Их извлекали из сети, а потом или выпускали, или съедали, или продавали немногочисленным выжившим.

Отец усмехнулся и погладил свою внушительную белую бороду, как будто домашнего любимца.

— Да уж, есть что, — сказал он. — В этом времени высок спрос на гальку и камешки Последних дней Земли — некоторые заклинания, чары и магические приспособления без них практически невозможны. А я решаю такие вопросы.

Невезучий Фарфал кивнул.

— А что если я не соглашусь быть слугой, — спросил он, — а вместо этого попрошу вернуть меня туда, откуда мы пришли, что тогда?

Балтазар Тарди ответил так:

— Лучше не испытывай мое терпение подобными вопросами. Солнцу конец. Через считанные часы, а может быть даже минуты, тот мир погибнет. Возможно, всей вселенной придет конец. Выбрось это из головы. Я собираюсь посадить в этот проем волшебного привратника, он на корабле внизу. И пока я буду занят, ты можешь навести здесь порядок и протереть пыль, только старайся не прикасаться к зеленой флейте — она сыграет для тебя, но взамен в твоей душе поселится неизбывная тоска — и, бога ради, не замочи ониксового богадила.

Величественный, блистательный господин в цветных шелках нежно погладил сына по плечу.

— Я ведь спас тебя от смерти, малыш, — произнес он. — Я перенес тебя назад во времени к новой жизни. Какая разница, что в этой жизни ты не сын, а слуга? Полагаю, жизнь, какая бы она ни была, лучше, чем смерть, поскольку никто еще не возвращался с того света, чтобы опровергнуть это утверждение. Таков мой принцип.

Рассуждая так, он шарил под подоконником, пока не извлек ветошь, чтобы вручить ее Фарфалу.

— Держи. Принимайся за работу! Сделай все как следует, и я покажу тебе разницу между древними яствами и копченой морской птицей, соленой корнем оссакра.

Он набросил на оконный проем полотно, и тот факт, что створки окна висели прямо посреди комнаты, стал чуть менее заметен. Балтазар Тарди покинул помещение через дверь, которой Фарфал прежде не замечал. Лязгнул засов.

Фарфал подобрал тряпку и вяло принялся за уборку. Спустя несколько часов он заметил свет из окна, достаточно яркий чтобы просветить полотно, но тот быстро погас.

 

***

 

Фарфал был представлен домашним Балтазара Прагматичного в качестве нового слуги. Он повстречался с пятью сыновьями и семью наложницами Балтазара (хотя  говорить с ними ему не было позволено), был представлен начальнику охраны, исполняющему также обязанности ключника, и служанке, которая бросалась исполнять указания начальника охраны сломя голову, а у нее в подчинении не было никого, за исключением самого Фарфала. Она сразу заимела на Фарфала зуб, так как только ему, не считая хозяина, было позволено входить в святая святых, Комнату чудес Мастера Балтазара, туда, куда прежде он всегда ходил один.

День за днем прошло немало времени, и Фарфал перестал удивляться яркому рыже-красному солнцу, такому огромному и замечательному, и цветам полуденного неба — в основном, розовому и сиреневому — и гружёным чудесами  торговым кораблям, прибывающим из дальних миров. Даже среди всех этих диковинок, в мире полном чудес, даже несмотря на возраст, Фарфал чувствовал себя несчастным. Однажды он так и заявил Балтазару, когда тот вошел в укромную комнату.

— Так не честно.

— Как не честно?

— Вот так — я натираю эти диковины и драгоценности, пока ты с остальными сыновьями посещаешь пиры и приемы, банкеты и собрания, и все такое прочее, и вообще наслаждаешься жизнью на заре времен.

Балтазар ответил:

— Младшему не всегда достается то же, что и старшим, а они все старше тебя.

— Рыжему всего пятнадцать, темнокожему — четырнадцать, близнецам едва наступило двенадцать лет, а я уже взрослый, мне семнадцать...

— Они старше тебя больше чем на миллион лет, — ответил отец. — Не желаю больше слышать таких глупостей.

Невезучему Фарфалу пришлось закусить губу, чтобы удержаться от ответа.

 

***

 

Все началось с шума во внутреннем дворе, как будто главную дверь сорвали с петель, тут же поднялся крик животных и домашней птицы. Фарфал подбежал к окошку и выглянул наружу.

— Там люди, — произнес он. — Я вижу блеск их клинков.

Отец не казался смущенным.

— Еще бы, — ответил он. — Так, у меня для тебя задание, Фарфал. Я был излишне оптимистичен, и случилось так, что у нас почти не осталось камней, на которых заждется мое богатство, а объявлять о том, что я не в состоянии выполнить свои обязательства, я считаю унизительным. Поэтому нам нужно вернуться в наш старый дом и собрать столько, сколько получится. Идти вдвоем безопаснее. Кроме того, время поджимает.

— Я помогу тебе, — заявил Фарфал, — если ты обещаешь обращаться со мной лучше.

Со двора раздался крик:

— Эй, Балтазар! Негодяй! Жулик! Обманщик! Где мои тридцать камней?

Голос был низким и мощным.

— Я стану обращаться с тобой гораздо лучше, — сказал отец. — Клянусь.

Он подошел к окну и стянул с него полотно. За окном полностью отсутствовал свет, была только глубокая бесформенная чернота.

— Может быть, мир уже погиб, — сказал Фарфал, — и там совсем ничего не осталось.

— Прошло всего несколько секунд с тех пор, как мы прошли сквозь проем, — сказал ему отец. — Такова природа времени. Оно течет быстрее у истоков, и русло его уже — в месте же, где все заканчивается, оно разливается широко и неспешно, как масло в стоячем пруду.

Он извлек сонного волшебного привратника из оконного проема и навалился на створку, которая стала медленно открываться. Холодный ветер, бросивший Фарфала в дрожь, ворвался из-за нее.

— Мы погибнем, отец, — сказал он.

— Все когда-нибудь умрут, — ответил отец. — Тем не менее, смотри — за миллион лет до рождения ты все еще жив. Вся наша жизнь — стечение невероятных обстоятельств. А теперь, сынок, бери сумку, скоро ты поймешь, что будучи пропитана Свонновой пропиткой Невероятной емкости она сможет вместить все, что ты положишь в нее, вне зависимости от веса или размера. Когда будем на месте, собери как можно больше камней. Я же взберусь на холм к сетям и проверю, не попали ли в них сокровища — или то, что будет считаться таковыми, когда мы вернемся.

— Мне пойти первым? — спросил Фарфал, прижимая к себе сумку.

— Конечно.

— Здесь очень холодно.

В ответ отец больно ткнул его в спину пальцем.

Фарфал ворча пролез в оконный проем, а следом за ним и отец.

 

***

 

— Это ужасно, — произнес Фарфал.

Они вышли из дому в конец времен, и Фарфал нагнулся за камешком. Тот отправился в сумку, где сразу засветился зеленым. Фарфал поднял еще один.

Небеса были темны, казалось, что нечто бесформенное заполнило их. В свете, похожем на вспышку молнии, он различил отца, растягивающего сети меж деревьев на вершине холма. Раздался треск. Сети вспыхнули и рассыпались. Неуклюже, задыхаясь, Балтазар помчался вниз с холма. Он указывал на небо.

— Это Ничто! — кричал он. — Ничто поглотило вершину холма. Ничто властвует там безраздельно.

Поднялся свирепый ветер, и Фарфал увидел, как его отец крякнув, взлетел в воздух и растворился. Он попятился от Ничего — тьмы внутри тьмы с пляшущими по краям молниями — а затем развернулся и побежал в дом, к двери во вторую комнату.

Но во вторую комнату он так и не вошел. Он постоял на пороге, а затем обернулся к умирающей Земле. Фарфал Невезучий наблюдал, как Ничто захватывает внешние стены, далекие холмы и небо, а затем не мигая следил, как Ничто поглощает холодное солнце, пока не осталось ничего кроме темной бесформенной массы, притягивающей его к себе, не знающей покоя, пока не поглотит все на свете. Только тогда Фарфал ступил во внутреннюю комнату, в укромный уголок его отца, существующий на миллион лет раньше.

Во внешнюю дверь стучали.

— Балтазар? — Это был голос с внутреннего двора. — Я дал тебе день отсрочки, о котором ты молил, негодяй. Теперь выкладывай мои тридцать камней. Отдай мои камешки, или, клянусь, твоих сыновей отправят во внешний мир, вкалывать в шахтах Бделиума на Тельбе, а женщин доставят в храм удовольствий Люцуса Лимна, где им будет оказана честь услаждать мой слух музыкой, пока я — Люциус Лимн — танцую, пою и предаюсь разнузданной любви с мускулистыми наложниками. А на описание судьбы, уготованной твоим слугам, я даже не стану тратить время. Твое заклинание отвода глаз, как видишь, бесполезно — я отыскал эту комнату без всяких затруднений. Так что, отдай мои тридцать камней прежде, чем я войду и вытоплю твой жир, а кости брошу собакам и деодантам.

Фарфал задрожал от ужаса. «Время», — думал он. — «Мне нужно немного времени».

— Минутку, Люциус Лимн, — прокричал он так низко, как только мог. — Я занят решением сложной магической задачи по очистке твоих камней от вредных эманаций. Если меня станут отвлекать, последствия могут быть непредсказуемы.

Фарал огляделся. Единственное окно было слишком мало, чтобы выбраться, а единственную дверь преграждал Люциус Лимн.

— Не везет так не везет, — вздохнул он.

Он схватил сумку, которую ему дал отец, и побросал в нее все безделушки, мелочи и побрякушки, до которых смог дотянуться, продолжая следить за тем, чтобы не коснуться зеленой флейты. Они исчезли в сумке, которая ничуть не потяжелела, и выглядела не полнее, чем раньше. Он уставился на оконный проем в центре комнаты. Этот единственный путь вел к Ничто и концу всего сущего.

— Довольно, — раздался голос из-за двери. — Мое терпение подошло к концу, Балтазар. Сегодня к ужину мне подадут твои зажаренные потроха.

Дверь отчаянно затрещала, как будто что-то тяжелое и твердое врезалось в нее.

Затем раздался крик и все стихло. Голос Люциуса Лимна произнес:

— Он мертв?

Другой голос — Фарфалу он показался похожим на голос одного из его двоюродных братьев — сказал:

— Подозреваю, что дверь заперта и защищена чарами.

— Что ж, — решительно заявил Люциус, — в таком случае мы войдем сквозь стену.

Фарфал был невезучим, но не глупым. Он снял черную лакированную коробочку с гвоздя в углу, куда его отец повесил ее ранее. Он слышал, как что-то скребется и мечется у нее внутри.

— Отец говорил не сдвигать оконный проем, — пробормотал он себе под нос.

Затем он уперся в раму плечом и яростным толчком сместил тяжелую штуковину почти на полдюйма. Темнота, заполнявшая проем, стала сменяться жемчужно-серым цветом. Он повесил коробочку на шею.

— Выглядит неплохо, — сказал Фарфал Невезучий и, поскольку что-то грохнуло о стену, он, примотав ленточкой к левому запястью сумку, хранящую все оставшиеся после Балтазара Прагматичного сокровища, протиснулся в створку.

За ней бы свет, такой яркий, что пришлось зажмуриться, проходя сквозь проем. Фарфал падал. Его, с глазами, накрепко зажмурены из-за слепящего света, болтало в воздухе и хлестало ветром. С чмоканьем нечто проглотило его: это была вода, солоноватая, теплая, Фарфал барахтался в ней, слишком изумленный, чтобы дышать. Наконец он всплыл, голова оказалась над поверхностью воды и он жадно глотнул воздуха.

Затем он продирался сквозь воду, пока руки не ухватились за какое-то растение, после чего он выкарабкался, упираясь руками и ногами, из зеленой воды на зыбкую твердь, колышущуюся и сочащуюся водой, стоило на нее наступить.

 

***

 

— Свет, — произнес мужчина, сидящий у Денни, — свет слепил глаза. А ведь тогда солнце еще не взошло. Но я приобрел вот это, — он постучал по оправе солнцезащитных очков, — и избегаю прямых солнечных лучей, поэтому удается не обгорать слишком сильно.

— И что теперь? — Спросил я.

— Я продаю резные фигурки, — ответил он. — И ищу еще одно окно.

— Собираетесь вернуться в свое время?

Он покачал головой.

— Его больше нет, — сказал он. — Все, кого я знал, всё, что я помню. Этого больше нет. Я не вернусь во тьму в конце времен.

— А что тогда?

Он поскреб шею. Воротник рубашки сдвинулся, и я увидел маленькую черную коробочку размером с простой медальон у него на шее, внутри нее что-то возилось — жук, наверное.

Во Флориде попадаются крупные жуки. Довольно часто.

— Я хочу вернуться к началу, — заявил он. — К тому, с чего все началось. Я хочу нежиться в свете пробуждающейся вселенной, в лучах первого рассвета. Если они ослепят меня, пусть будет так. Я хочу присутствовать при зарождении звезд. Этот древний свет слишком тусклый для меня.

Он взял салфетку и сунул ее внутрь кожаной сумки. Крайне осторожно, не касаясь его обнаженной кожей, он извлек напоминающий флейту инструмент длиной около фута, сделанный из нефрита или чего-то похожего, и положил его передо мной.

— Это вам за угощение, — сказал он.

— Благодарю.

Он встал и ушел, а я сидел и пялился на зеленую флейту еще очень долго. В конце концов я протянул руку и ощутил кончиками пальцев холод, а затем осторожно, даже не помышляя подуть в нее или сыграть мелодию конца света, прикоснулся губами к мундштуку.

 
К разделу добавить отзыв
От fiatik
Locus Award, 2010

Единственный известный мне литературный перевод на русском языке.
05/01/2013 21:26
<< < 1 > >>
Все права защищены, при использовании материалов сайта необходима активная ссылка на источник