Анонсы
  • Евсеев Игорь. Рождение ангела >>>
  • Олди Генри Лайон. Я б в Стругацкие пошел – пусть меня научат… >>>
  • Ужасное происшествие. Алексей Ерошин >>>
  • Дрессированный бутерброд. Елена Филиппова >>>
  • Было небо голубое. Галина Дядина >>>


Новости
Новые поступления в библиотеку >>>
О конкурсе фантастического рассказа. >>>
Новые фантастические рассказы >>>
читать все новости


Стихи для детей


Случайный выбор
  • Путешествие Алисы. Ч.7  >>>
  • Олди, Генри Лайон. Витражи...  >>>
  • Сладкоречивый соловей  >>>

 
Рекомендуем:

Анонсы
  • Гургуц Никита. Нога >>>
  • Гургуц Никита. Нога >>>





Новости
Новые поступления в раздел "Фантастика" >>>
Новые поступления в библиотеку >>>
С днём рождения, София Кульбицкая! >>>
читать все новости


Лондон, Джек. Мексиканец (окончание)

Автор оригинала:
Джек Лондон

Джек Лондон. Мексиканец (начало) 

4.
   Появление Риверы на  ринге  осталось  почти  незамеченным.  В  знак приветствия раздались  только  отдельные  жидкие  хлопки.  Публика  не верила в него. Он был ягненком, отданным на заклание  великому  Дэнни. Кроме того, публика была разочарована. Она ждала эффектного боя  между Дэнни Уордом и Биллом Карта, а теперь ей приходилось  довольствоваться этим жалким маленьким новичком. Неодобрение ее выразилось в  том,  что пари за Дэнни заключались два, даже  три  против  одного.  А  на  кого поставлены деньги, тому отдано и сердце публики.
   Юный мексиканец сидел  в  своем  углу  и  ждал.  Медленно  тянулись минуты. Дэнни заставлял дожидаться себя. Это был старый  трюк,  но  он неизменно действовал на  начинающих  бойцов.  Новичок  терял  душевное равновесие, сидя вот так, один на один со своим собственным страхом  и равнодушной, утопающей в  табачном  дыму  публикой.  Но  на  этот  раз испытанный трюк себя не оправдал. Робертс  оказался  прав:  Ривера  не знал страха. Более организованный, более  нервный  и  впечатлительный, чем кто бы то  ни  было  из  боксеров,  этого  чувства  он  не  ведал. Атмосфера заранее предрешенного  поражения  не  влияла  на  него.  Его секундантами были гринго -  подонки,  грязные  отбросы  этой  кровавой игры, бесчестные и бездарные. И они тоже были уверены, что их  сторона обречена на поражение.
   - Ну, теперь смотри в  оба!  -  предупредил  его  Спайдер  Хэгерти. Спайдер был главным секундантом. -  Старайся  продержаться  как  можно дольше  -  такова  инструкция  Келли.  Иначе  растрезвонят   на   весь Лос-Анджелес, что это опять фальшивая игра.
   Все это не  способствовало  бодрости  духа.  Но  Ривера  ничего  не замечал. Он презирал  бокс.  Это  была  ненавистная  игра  ненавистных гринго. Начал он ее в роли снаряда для тренировки только  потому,  что умирал с голоду. То, что он был словно создан для  бокса,  ничего  для него не значило. Он это занятие ненавидел. До своего появления в Хунте Ривера не выступал  за  деньги,  а  потом  убедился,  что  это  легкий заработок. Не первый из сынов человеческих преуспевал он в  профессии, им самим презираемой.
   Впрочем, Ривера не вдавался в  рассуждения.  Он  твердо  знал,  что должен выиграть этот бой. Иного выхода не существовало. Тем, кто сидел в этом переполненном зале, в голову не приходило, какие  могучие  силы стоят за его спиной. Дэнни Уорд дрался за  деньги,  за  легкую  жизнь, покупаемую на эти деньги. То же, за что дрался Ривера,  пылало  в  его мозгу, и, пока он ожидал в углу ринга своего  хитроумного  противника, ослепительные и страшные  видения,  как  наяву,  проходили  перед  его широко открытыми глазами.    Он видел белые стены гидростанции в Рио-Бланко. Видел  шесть  тысяч рабочих, голодных и изнуренных. Видел  ребятишек  лет  семи-восьми, за десять центов работающих целую смену.  Видел  мертвенно  бледные  лица ходячих трупов - рабочих-красильщиков. Он помнил, что его отец называл эти красильни "камерами самоубийц", - год работы в них означал смерть. Он видел маленькое патио и свою  мать,  вечно  возившуюся  со  скудным хозяйством и все же находившую время ласкать и любить  сына.  Видел  и отца, могучего, широкоплечего длинноусого человека, который всех любил и чье сердце было так щедро, что избыток этой  любви  изливался  и  на мать и на маленького мучачо, игравшего в углу  патио.  В  те  дни  его звали не Фелипе Ривера, а Фернандес: он носил фамилию отца  и  матери. Его имя было Хуан. Впоследствии он переменил и то  и  другое.  Фамилия Фернандес была слишком ненавистна полицейским префектам и жандармам.
   Большой добродушный Хоакин Фернандес! Немалое место  занимал  он  в видениях Риверы. В те времена малыш  ничего  не  понимал,  но  теперь, оглядываясь назад, юноша понимал все. Он словно опять  видел  отца  за наборной кассой  маленькой  типографии  или  за  письменным  столом  - выводящим  бесконечные,  торопливые,  неровные   строчки.   Он   опять переживал те таинственные вечера, когда  рабочие  под  покровом  тьмы, точно злодеи, сходились к его отцу и вели долгие, нескончаемые беседы, а он, мучачо, без сна лежал в своем уголке.
   Откуда-то издалека до него донесся голос Хэгерти:
   - Ни в коем случае сразу не ложиться  на  пол.  Такова  инструкция. Получай трепку за свои деньги!
   Десять минут прошло, а Ривера все еще сидел в своем углу. Дэнни  не показывался: видимо, он хотел выжать все, что можно, из своего трюка.    Новые видения пылали перед внутренним  взором  Риверы.  Забастовка, вернее  -  локаут,  потому  что  рабочие  Рио-Бланко  помогали   своим бастующим братьям  в  Пуэбло.  Голод,  хождение  в  горы  за  ягодами, кореньями и травами - все  они  этим  питались  и  мучились  резями  в желудке.  А  затем  кошмар:  пустырь  перед  лавкой  Компании;  тысячи голодных рабочих; генерал Росальо Мартинес и солдаты Порфирио Диаса; и винтовки, изрыгающие смерть...  Казалось,  они  никогда  не  смолкнут, казалось, прегрешения рабочих вечно  будут  омываться  их  собственной кровью! И эта ночь! Трупы, целыми возами отправляемые в  Вера-Крус  на съедение акулам. Сейчас он снова ползает по этим страшным кучам,  ищет отца  и  мать,  находит  их,  растерзанных,  изуродованных.   Особенно запомнилась ему мать: виднелась только ее голова, тело было  погребено под грудой других тел. Снова затрещали винтовки солдат Порфирио Диаса, снова мальчик пригнулся к земле и  пополз  прочь,  точно  затравленный горный койот.
   Рев, похожий на шум моря, донесся до его слуха, и он  увидел  Дэнни Уорда, выступающего по  центральному  проходу  со  свитой  тренеров  и секундантов. Публика неистовствовала, приветствуя героя  и  заведомого победителя. У всех на устах было его имя. Все  стояли  за  него.  Даже секунданты Риверы повеселели, когда Дэнни ловко  нырнул  под  канат  и вышел на ринг. Улыбка сияла на его лице, а когда  Дэнни  улыбался,  то улыбалась каждая его черточка, даже уголки глаз, даже зрачки. Свет  не видывал  такого  благодушного  боксера.  Лицо  его  могло  бы  служить рекламой, образцом хорошего самочувствия, искреннего веселья. Он  знал всех. Он шутил, смеялся, посылал с  ринга  приветы  друзьям.  Те,  что сидели подальше и не могли  выказать  ему  своего  восхищения,  громко кричали: "О, о, Дэнни!"  Бурные  овации  продолжались  не  менее  пяти минут.
   На Риверу никто не обращал внимания. Его словно и не  существовало. Одутловатая физиономия Спайдера Хэгерти склонилась над ним.
   - Не поддаваться сразу, - предупредил Спайдер. - Помни  инструкцию. Держись до последнего. Не ложиться. Если окажешься на полу, нам велено избить тебя в раздевалке. Понятно? Драться - и точка!
   Зал  разразился  аплодисментами:  Дэнни  шел   по   направлению   к противнику. Он наклонился, обеими руками схватил  его  правую  руку  и сердечно потряс ее. Улыбающееся лицо  Дэнни  вплотную  приблизилось  к лицу Риверы. Публика взвыла при этом  проявлении  истинно  спортивного духа: с противником он встретился, как с  родным  братом.  Губы  Дэнни шевелились,  и  публика,   истолковывая   неслышные   ей   слова   как благожелательное приветствие, снова разразилась восторженными воплями. Только Ривера расслышал сказанное шепотом.
   - Ну ты, мексиканский крысенок, -  прошипел  Дэнни,  не  переставая улыбаться, - сейчас я вышибу из тебя дух!
   Ривера не шевельнулся. Не встал. Его ненависть  сосредоточилась  во взгляде.
   - Встань, собака! - крикнул кто-то с места. Толпа начала  свистеть, осуждая  его  за  неспортивное  поведение,  но  он  продолжал   сидеть неподвижно. Новый взрыв аплодисментов приветствовал Дэнни,  когда  тот шел обратно. Едва Дэнни разделся, послышались восторженные охи и  ахи. Тело у него было великолепное - гибкое,  дышащее  здоровьем  и  силой. Кожа белая и гладкая, как у женщины. Грация,  упругость  и  мощь  были воплощены в нем. Да он и доказал это во множестве боев. Все спортивные журналы пестрели его фотографиями.
   Словно стон пронесся по залу, когда Спайдер  Хэгерти  помог  Ривере стащить через голову свитер. Смуглая кожа придавала его телу еще более худосочный вид. Мускулы у него были, но значительно  менее  эффектные, чем у его противника. Однако публика не разглядела ширины его  грудной клетки. Не могла она также угадать, как мгновенно реагирует каждая его мускульная   клеточка,   не   могла   угадать   неутомимости   Риверы, утонченности нервной системы, превращавшей  его  тело  в  великолепный боевой    механизм.     Публика     видела     только     смуглокожего восемнадцатилетнего юношу с еще  мальчишеским  телом.  Другое  дело  - Дэнни! Дэнни было двадцать четыре года, и его тело было телом мужчины. Контраст этот еще больше бросился в  глаза,  когда  они  вместе  стали посреди ринга, выслушивая последние инструкции судьи.
   Ривера заметил Робертса, сидевшего непосредственно за  репортерами. Он был  пьянее,  чем  обычно,  и  речь  его  соответственно  была  еще медлительнее.
   - Не робей, Ривера, - тянул Робертс. - Он тебя  не  убьет,  запомни это. Первого натиска нечего пугаться. Защищайся, а потом иди на клинч. Он тебя особенно не изувечит. Представь себе,  что  это  тренировочный зал.
   Ривера и виду не подал, что расслышал его слова.
   - Вот угрюмый чертенок! - пробормотал Робертс, обращаясь к  соседу. - Какой был, такой и остался.
   Но Ривера уже не смотрел перед собой обычным, исполненным ненависти взглядом. Бесконечные ряды винтовок мерещились ему  и  ослепляли  его. Каждое лицо в зале до самых верхних мест ценою в доллар превратилось в винтовку. Он  видел  перед  собой  мексиканскую  границу,  бесплодную, выжженную солнцем; вдоль  нее  двигались  оборванные  толпы,  жаждущие оружия.
   Встав, он продолжал ждать в своем углу. Его секунданты уже пролезли под канаты и унесли с собой брезентовый стул. В  противоположном  углу ринга стоял Дэнни и смотрел на него.  Загудел  гонг,  и  бой  начался. Публика выла от восторга. Никогда она не  видела  столь  внушительного начала боя. Правильно писали в газетах: тут были личные  счеты.  Дэнни одним прыжком покрыл  три  четверти  расстояния,  отделявшего  его  от противника, и намерение съесть этого  мексиканского  мальчишку  так  и было написано на его лице. Он обрушил на него  не  один,  не  два,  не десяток, но вихрь ударов, сокрушительных, как ураган. Ривера исчез. Он был погребен под лавиной кулачных  ударов,  наносимых  ему  опытным  и блестящим мастером со всех углов и  со  всех  позиций.  Он  был  смят, отброшен на Канаты; судья разнял  бойцов,  но  Ривера  тотчас  же  был отброшен снова.
   Боем это никто бы не назвал. Это было избиение. Любой  зритель,  за исключением зрителя боксерских состязаний, выдохся бы в первую минуту. Дэнни,  несомненно,  показал,  на  что  он  способен,  и  сделал   это великолепно. Уверенность публики в исходе состязаний, равно как  и  ее пристрастие к фавориту, была безгранична, она даже  не  заметила,  что мексиканец все еще стоит на ногах. Она позабыла  о  Ривере.  Она  едва видела его: так он был заслонен от нее свирепым натиском Дэнни. Прошла минута, другая. В  момент,  когда  бойцы  разошлись,  публике  удалось бросить взгляд на мексиканца. Губа у него была рассечена, из носа лила кровь. Когда он повернулся и вошел  в  клинч, кровавые  полосы – следы канатов - были ясно видны на его спине. Но вот то, что  грудь  его  не волновалась, а глаза горели обычным холодным огнем, - этого публика не заметила.  Слишком  много  будущих  претендентов  на  звание  чемпиона практиковали  на  нем  такие   сокрушительные   удары.   Он   научился выдерживать их за полдоллара разовых  или  за  пятнадцать  долларов  в неделю - тяжелая школа, но она пошла ему на пользу.
   Затем случилось нечто поразительное. Ураган комбинированных  ударов вдруг стих. Ривера один стоял на ринге. Дэнни, грозный Дэнни, лежал на спине! Он не пошатнулся, не опустился на пол медленно и постепенно, но грохнулся сразу. Короткий боковой удар левого  кулака  Риверы  поразил его внезапно, как смерть. Судья оттолкнул Риверу и  теперь  отсчитывал секунды, стоя над павшим гладиатором.
   Тело Дэнни затрепетало, когда сознание понемногу стало возвращаться к нему. В обычае  завсегдатаев  боксерских  состязаний  приветствовать удачный нокаут громкими изъявлениями восторга. Но сейчас они  молчали. Все произошло слишком неожиданно. В напряженном молчании прислушивался зал к счету секунд, как вдруг торжествующий  голос  Робертса  прорезал тишину:
   - Я же говорил вам, что он одинаково владеет обеими руками.
   На  пятой  секунде  Дэнни  перевернулся  лицом  вниз;  когда  судья сосчитал до семи, он  уже  отдыхал,  стоя  на  одном  колене,  готовый подняться при счете девять, раньше, чем будет произнесено десять. Если при счете десять колено Дэнни все еще будет касаться пола, его  должны признать побежденным  и  выбывшим  из  боя.  В  момент,  когда  колено отрывается от пола, он считается "на ногах"; и в  этот  момент  Ривера уже вправе  снова  положить  его.  Ривера  не  хотел   рисковать.   Он приготовился ударить в ту секунду, когда  колено  Дэнни  отделится  от пола. Он обошел противника, но судья втиснулся между  ними,  и  Ривера знал, что секунды тот считает слишком медленно. Все гринго были против него, даже судья.    При  счете  девять  судья  резко   оттолкнул   Риверу.   Это   было неправильно, зато Дэнни успел подняться, и улыбка снова  появилась  на его губах. Согнувшись почти пополам, защищая руками лицо и  живот,  он ловко вошел в клинч. По правилам, судья должен был его остановить,  но он этого не сделал, и Дэнни буквально прилип к  противнику,  с  каждой секундой восстанавливая свои силы. Последняя  минута  раунда  была  на исходе. Если он выдержит до конца, у него будет потом целая минута,  - чтобы прийти в себя. И он выдержал, продолжал улыбаться,  несмотря  на отчаянное положение.
   - А все ведь улыбается! -  крикнул  кто-то,  и  публика  облегченно засмеялась.
   - Черт знает какой удар у этого мексиканца! - шепнул Дэнни тренеру, покуда секунданты, не щадя сил, трудились над ним.
   Второй и третий раунды прошли бледно. Дэнни, хитрый и  многоопытный король ринга, только маневрировал, финтил, стремясь выиграть  время  и оправиться от страшного удара,  полученного  им  в  первом  раунде.  В четвертом раунде он был уже в форме. Расстроенный  и  потрясенный,  он все же благодаря силе своего тела и духа сумел прийти в себя.  Правда, свирепой тактики  он  уже  больше  не  применял.  Мексиканец  оказывал потрясающее сопротивление. Теперь Дэнни призвал на  помощь  весь  свой опыт.  Этот  великий  мастер,  ловкий  и  умелый  боец,  приступил   к методическому изматыванию противника, не будучи в  силах  нанести  ему решительный удар. На каждый удар Риверы он отвечал тремя, но  этим  он скорее мстил  противнику,  чем  приближал  его  к  нокауту.  Опасность заключалась в сумме ударов. Дэнни почтительно и с опаской относился  к этому мальчишке, обладавшему удивительной способностью  обеими  руками наносить короткие боковые удары. В защите Ривера прибег  к  смутившему противника отбиву левой  рукой.  Раз  за  разом  пользовался  он  этим приемом, гибельным для носа и губ Дэнни. Но Дэнни был  многообразен  в приемах. Поэтому-то его и прочили в чемпионы. Он умел  на  ходу менять стиль боя. Теперь он перешел к ближнему бою, в  котором  был  особенно силен, и  это  дало  ему  возможность  спастись  от  страшного  отбива противника. Несколько раз подряд вызывал он бурные овации великолепным апперкотом, поднимавшим мексиканца на воздух и затем  валившим  его  с ног. Ривера отдыхал на одном колене, сколько позволял счет, зная,  что для него судья отсчитывает очень короткие секунды.    В седьмом раунде Дэнни применил поистине дьявольский  апперкот,  но Ривера только пошатнулся. И тотчас же, не дав  ему  опомниться,  Дэнни нанес противнику второй страшный  удар,  отбросивший  его  на  канаты. Ривера шлепнулся на сидевших внизу  репортеров,  и  они  толкнули  его обратно на край платформы. Он отдохнул на одном колене,  покуда  судья торопливо отсчитывал секунды.  По  ту  сторону  каната  его  дожидался противник. Судья и не думал вмешиваться или отталкивать Дэнни. Публика была вне себя от восторга.
   Вдруг раздался крик:
   - Прикончи его, Дэнни, прикончи!
   Сотни голосов, точно волчья стая, подхватили этот вопль.    Дэнни сделал все от него зависящее, но Ривера при счете  восемь,  а не девять неожиданно проскочил под канат и вошел в клинч. Судья  опять захлопотал,  отводя  Риверу  так,  чтобы  Дэнни  мог  ударить  его,  и предоставляя любимцу все преимущества, какие только может предоставить пристрастный судья.
   Но Ривера продолжал держаться, и туман в его мозгу  рассеялся.  Все было в порядке вещей. Эти ненавистные гринго бесчестны все до  одного! Знакомые видения снова пронеслись перед ним:  железнодорожные  пути  в пустыне; жандармы  и  американские  полисмены;  тюрьмы  и  полицейские застенки; бродяги у водокачек - вся его  страшная  и  горькая  одиссея после Рио-Бланко и забастовки. И в блеске и сиянии  славы  он  увидел; великую красную Революцию, шествующую по  стране.  Винтовки!  Вот  они здесь, перед ним! Каждое ненавистное лицо - винтовка. За  винтовки  он примет бой. Он сам винтовка! Он сам -  Революция!  Он  бьется  за  всю Мексику!
   Поведение Риверы  стало  явно  раздражать  публику.  Почему  он  не принимает предназначенной ему трепки? Ведь все равно он  будет  побит, зачем же так упрямо оттягивать  исход?  Очень  немногие  желали  удачи Ривере, хотя были и такие. На каждом состязании немало людей,  которые ставят на темную лошадку. Почти уверенные, что победит Дэнни, они  все же поставили на мексиканца четыре против десяти и  один  против  трех. Большинство из них, правда, ставило на то,  сколько  раундов  выдержит Ривера. Бешеные суммы ставили на  то,  что  он  не  продержится  и  до шестого или седьмого раунда. Уже выигравшие эти пари, теперь, когда их рискованное предприятие окончилось так благополучно, на радостях  тоже аплодировали фавориту.
   Ривера не желал быть побитым. В восьмом раунде его противник тщетно пытался повторить апперкот. В девятом Ривера снова  поверг  публику  в изумление. Во время клинча он легким быстрым движением отодвинулся  от противника, и правая рука его ударила  в  узкий  промежуток  между  их телами. Дэнни упал, надеясь уже только  на  спасительный  счет.  Толпа обомлела. Дэнни стал жертвой своего же собственного приема. Знаменитый апперкот правой теперь обрушился на  него  самого.  Ривера  не  сделал попытки схватиться с ним, когда он поднялся при счете "девять".  Судья явно хотел застопорить схватку, хотя, когда ситуация была  обратной  и подняться должен был Ривера, он стоял, не вмешиваясь.    В десятом раунде Ривера дважды прибег к апперкоту,  то  есть  нанес удар "правой  снизу"  от  пояса  к  подбородку  противника.  Бешенство охватило Дэнни. Улыбка по-прежнему  не  сходила  с  его  лица,  но  он вернулся к своим свирепым приемам. Несмотря на ураганный  натиск,  ему не удалось вывести Риверу из строя, а  Ривера  умудрился  среди  этого вихря, этой бури ударов три раза кряду положить  Дэнни.  Теперь  Дэнни оживал уже не так быстро, и к одиннадцатому раунду положение его стало очень серьезным. Но с этого момента  и  до  четырнадцатого  раунда  он демонстрировал  все  свои  боксерские  навыки  и  качества,  бережливо расходуя силы. Кроме того, он прибегал к таким подлым приемам, которые известны  только  опытному  боксеру.  Все  трюки  и  подвохи  были  им использованы до отказа: он как бы  случайно  прижимал  локтем  к  боку перчатку противника, затыкал ему рот, не давая дышать; входя в  клинч, шептал своими  рассеченными,  но  улыбающимися  губами  в  ухо  Ривере нестерпимые и грязные оскорбления. Все до единого, начиная от судьи  и кончая публикой, держали сторону Дэнни, помогали  ему,  отлично  зная, что у него на уме.
   Нарвавшись на такую неожиданность, он все. ставил  теперь  на  один решительный удар. Он открывался, финтил,  изворачивался  во  имя  этой единственной оставшейся ему возможности: нанести удар, вложив  в  него всю свою силу, и тем самым вырвать у противника  инициативу.  Как  это уже было сделано однажды до него неким еще более  известным  боксером, он должен нанести  удар  справа  и  слева,  в  солнечное  сплетение  и челюсть. И Дэнни мог это сделать, ибо, пока он держался на ногах, руки его сохраняли силу.
   Секунданты Риверы не очень-то заботились о нем в промежутках  между раундами. Они махали полотенцами  лишь  для  виду,  почти  не  подавая воздуха его задыхающимся легким. Спайдер Хэгерти усиленно  шептал  ему советы, но Ривера знал, что следовать им нельзя. Все были против него. Его окружало предательство. В четырнадцатом раунде  он  снова  положил Дэнни, а сам, бессильно опустив руки, отдыхал, покуда судья отсчитывал секунды.   В   противоположном   углу    послышалось    подозрительное перешептывание. Ривера увидел, как Майкл Келли направился  к  Робертсу и, нагнувшись, что-то зашептал. Слух у Риверы был, как у дикой  кошки, и он уловил обрывки разговора. Но ему  хотелось  услышать  больше,  и, когда его противник поднялся, он сманеврировал так, чтобы схватиться с ним над самыми канатами.
   - Придется! - услышал он голос Майкла Келли. И Робертс одобрительно кивнул. - Дэнни должен победить... Не то я теряю огромную  сумму...  я всадил в это дело  уйму  денег.  Если  он  выдержит  пятнадцатый  -  я пропал... Вас мальчишка послушает. Необходимо что-то предпринять.
   С этой минуты никакие видения уже не отвлекали Риверу. Они пытаются надуть его! Он снова положил Дэнни и  отдыхал,  уронив  руки.  Робертс встал.
   - Ну, готов, - сказал он. - Ступай в свой угол.
   Он произнес это повелительным тоном, каким не раз говорил с Риверой на тренировочных занятиях. Но Ривера только с ненавистью  взглянул  на него, продолжая ждать, когда Дэнни поднимется. В  последовавший  затем минутный перерыв Келли пробрался в угол Риверы.
   - Брось эти шутки, черт тебя  побери!  -  зашептал  он.  -  Ложись, Ривера. Послушай меня, и я устрою твое будущее. В следующий раз я  дам тебе побить Дэнни. Но сегодня ты должен лечь.
   Ривера взглядом показал,  что  расслышал,  но  не  подал  ни  знака согласия, ни отказа.
   - Что же ты молчишь? - злобно спросил Келли.
   - Так или иначе - ты проиграешь, - поддал жару Спайдер  Хэгерти.  - Судья не отдаст тебе победы. Послушайся Келли и ложись.
   - Ложись, мальчик,  -  настаивал  Келли,  -  и  я  сделаю  из  тебя чемпиона.
   Ривера не отвечал.
   - Честное слово, сделаю! А сейчас выручи меня.
   Удар  гонга  зловеще  прозвучал  для  Риверы.  Публика  ничего   не замечала. Он и сам еще не знал, в чем опасность, знал только, что  она приближается. Былая уверенность,  казалось,  вернулась  к  Дэнни.  Это испугало Риверу. Ему готовили какой-то подвох. Дэнни ринулся на  него, но Ривера ловко уклонился. Его противник жаждал  клинча.  Видимо,  это было  необходимо  ему  для  задуманного  подвоха.   Ривера   отступал, увертывался, но знал, что рано или поздно ему не избежать  ни  клинча, ни подвоха. В отчаянии он решил выиграть время.  Он  сделал  вид,  что готов схватиться с Дэнни при первом  же  его  натиске.  Вместо  этого, когда их тела вот-вот должны были соприкоснуться, Ривера  отпрянул.  В это мгновение в углу Дэнни завопили: "Нечестно!" Ривера  одурачил  их.
Судья в нерешительности остановился. Слова, уже  готовые  сорваться  с его  губ,  так  и  не  были  произнесены,  потому  что   пронзительный мальчишеский голос крикнул с галерки:
   - Грубая работа!
   Дэнни  вслух  обругал  Риверу  и  двинулся  на  него.  Ривера  стал пятиться. Мысленно он  решил  больше  не  наносить  ударов  в  корпус. Правда, таким образом терялась половина шансов на победу, но он  знал, что если победит, то только с дальней дистанции. Все равно  теперь  по малейшему поводу его станут обвинять в  нечестной  борьбе.  Дэнни  уже послал к черту всякую осторожность. Два  раунда  кряду  он  беспощадно дубасил этого мальчишку, не смевшего схватиться с ним вплотную.
   Ривера принимал удар за ударом, он принимал их десятками,  лишь  бы избегнуть гибельного клинча.  Во  время  этого  великолепного  натиска Дэнни публика вскочила на ноги.  Казалось,  все  сошли  с  ума.  Никто ничего не понимал. Они видели только одно: их любимец побеждает.
   - Не уклоняйся  от  боя!  -  в  бешенстве  орали  Ривере.  -  Трус! Раскройся, щенок! Раскройся! Прикончи его, Дэнни! Твое дело верное!
   Во всем зале один Ривера сохранял спокойствие. По темпераменту,  по крови он был самым горячим, самым страстным из всех, но он закалился в волнениях,  настолько  больших,  что   эта   бурная   страсть   толпы, нараставшая, как  морские  волны,  для  него  была  не  чувствительнее легкого дуновения вечерней прохлады.    На семнадцатом раунде Дэнни привел в исполнение свой  замысел.  Под тяжестью его удара Ривера согнулся. Руки его бессильно опустились.  Он отступил шатаясь. Дэнни решил, что счастливый  миг  настал.  Мальчишка был в его власти. Но Ривера этим маневром усыпил  его  бдительность  и сам нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Дэнни упал. Три  раза  он пытался подняться, и три раза Ривера повторил этот удар. Никакой судья не посмел бы назвать его неправильным.
   - Билл, Билл! - взмолился Келли, обращаясь к судье.
   - Что я могу сделать? - в тон ему отвечал судья. - Мне  не  к  чему придраться.
   Дэнни, побитый, но решительный, всякий раз поднимался снова.  Келли и другие сидевшие возле  самого  ринга  начали  звать  полицию,  чтобы прекратить его избиение, хотя секунданты Дэнни,  отказываясь  признать поражение, по-прежнему держали наготове полотенца.
   Ривера видел, как толстый полисмен неуклюже полез под  канаты.  Что это может значить? Сколько разных надувательств у этих гринго!  Дэнни, поднявшись на ноги, как пьяный, бессмысленно топтался перед ним. Судья и полисмен одновременно добежали до Риверы в тот миг, когда он наносил последний удар. Нужды прекращать борьбу уже не было: Дэнни  больше  не поднялся.
   - Считай! - хрипло крикнул Ривера.
   Когда судья кончил считать, секунданты подняли Дэнни и оттащили его в угол.
   - За кем победа? - спросил Ривера.
   Судья неохотно взял его руку в перчатке и высоко поднял  ее.  Никто не поздравлял Риверу. Он один прошел в свой угол, где секунданты  даже не поставили для него стула. Он  прислонился  спиной  к  канатам  и  с ненавистью посмотрел на секундантов, затем перевел взгляд дальше и еще дальше, пока не охватил им все десять  тысяч  гринго.  Колени  у  него дрожали,  он  всхлипывал  в  изнеможении.  Ненавистные  лица  плыли  и качались перед ним. Но  вдруг  он  вспомнил:  это  винтовки!  Винтовки принадлежат ему! Революция будет продолжаться!
 

 
К разделу добавить отзыв
Все права защищены, при использовании материалов сайта необходима активная ссылка на источник